Эта книга — ряд сочинений о стихах, с которыми автор сжился. Ее жанр — не анализ стихотворения, не эссе, а скорее этюд или развивающие тему вариации. Автор пытается настроиться на волну стихотворения, взять его тональность, проникнуться духом тех времен и пространств, что стоят за ним и после него, вынести на свет все, что с ним связано на чердаках и в подвалах памяти читателя. Поэты — по большей части те, чьи стихи окружали автора с ранней юности и как бы вошли в состав его крови: Лев Друскин, Роальд Мандельштам, Владимир Уфлянд, Татьяна Галушко, Иосиф Бродский, Олег Охапкин, Лев Васильев, Сергей Стратановский, Виктор Кривулин, Олег Григорьев, Елена Шварц и другие.
Несколько этюдов написаны в соавторстве с Игорем Булатовским.
Похоже, энергия свингующих в ночи винограда, кораблика, льдинки, ключа пульсирует где-то между двумя ночными полюсами: «…два всадника скачут: тоска и покой.
Книга переводов Б. Лившица в ледериновом переплете — «От романтиков до сюрреалистов. Антология французской поэзии» (Л., 1934). Там всего одно стихотворение Малларме («Отходит кружево опять…»). Можно предположить, что Кривулин знал и еще некоторые, особенно знаменитые, критические высказывания мэтра. Например, такое: «Назвать предмет — значит уничтожить три четверти наслаждения, доставляемого чтением поэмы, так как это наслаждение составляется из постепенного угадывания. Возбудить мысль о предмете — вот чего должен добиваться поэт. Вот идеальное употребление тайны, составляющей символ: вызывать мало-помалу мысль о предмете, чтобы показать известное душевное настроение».
«Замоскворецкий мальчуган» продолжает: «Я называю себя москвичом, потому что полагаю Москву 1950–<19>60-х годов своей единственной национальной принадлежностью. Нигде мне больше не было так просторно, уютно и остро.